Я знаю, в дни мои былые, В дни жизни радостной и песен удалых Вам нравились мои восторги молодые И мой разгульный, звонкий стих, И знаю я, что Вы и ныне, Когда та жизнь моя давно уже прошла, — О ней же у меня осталось лишь в помине, Как хороша она была, И приголубленная Вами, И принятая в Ваш благословенный круг, Полна залётными, весёлыми мечтами, Любя студентский свой досуг, И ныне Вы, как той порою, Добры, приветливы и ласковы ко мне: Так я и думаю, надеюсь всей душою, Так и уверен я вполне, Что Вы и ныне доброхотно Принос мой примете, и сердцу моему То будет сладостно, отрадно и вольготно. И потому, и потому Вам подношу и посвящаю Я новую свою Поэзию, цветы Суровой, сумрачной годины; в них, я знаю, Нет достодолжной красоты: Ни бодрой, юношеской силы, Ни блеска свежести пленительной; но мне Они и дороги, и несказанно милы; Но в чужедальной стороне Волшебно ими оживлялось Мне одиночество туманное моё; Но, ими скрашено, сноснее мне казалось Моё печальное житьё.
В дни жизни радостной и песен удалых
Вам нравились мои восторги молодые
И мой разгульный, звонкий стих,
И знаю я, что Вы и ныне,
Когда та жизнь моя давно уже прошла,
— О ней же у меня осталось лишь в помине,
Как хороша она была,
И приголубленная Вами,
И принятая в Ваш благословенный круг,
Полна залётными, весёлыми мечтами,
Любя студентский свой досуг,
И ныне Вы, как той порою,
Добры, приветливы и ласковы ко мне:
Так я и думаю, надеюсь всей душою,
Так и уверен я вполне,
Что Вы и ныне доброхотно
Принос мой примете, и сердцу моему
То будет сладостно, отрадно и вольготно.
И потому, и потому
Вам подношу и посвящаю
Я новую свою Поэзию, цветы
Суровой, сумрачной годины; в них, я знаю,
Нет достодолжной красоты:
Ни бодрой, юношеской силы,
Ни блеска свежести пленительной; но мне
Они и дороги, и несказанно милы;
Но в чужедальной стороне
Волшебно ими оживлялось
Мне одиночество туманное моё;
Но, ими скрашено, сноснее мне казалось
Моё печальное житьё.