Les adieux sont trop prompts Et la joie est trop breve Et les regrets trop longs…
Порой в душе моей болезненно звучат, Казалось, навсегда умолкнувшие струны, Как эхо прежних дней, когда — светлы и юны — Роилися мечты. Картин знакомых ряд, 5 Знакомых образов встаёт передо мною; Воспоминания могучею волною Охватывают всё, как вешних вод прилив. Как часто издали услышанный мотив, Намёк нечаянный, иль сказанное слово — 10 Способны воскресить все радости былого И все страдания… В сияющих чертах Воскреснут старые, несбыточные грёзы, Улыбка светлая мелькает на устах, Иль тихо выступят непрошенные слёзы… 15 Вечернею порой, когда церковный звон Несётся в воздухе и дальний небосклон Окрашен пурпуром и бледной позолотой, Я, сидя у окна с начатою работой, Забудуся на миг, и в памяти встаёт 20 Минувшего один заветный эпизод. Шестнадцать лет!.. Года́ Миньоны и Джульеты, Иллюзий розовых и первых грёз расцвета, Года́, когда роман заманчивый прочтён, Где совершенствами так щедро наделён 25 Таинственный герой; года́, когда пред балом Мечтают барышни о встрече с «идеалом», И трепетно поют Чайковского романс, В то время, как maman свершает свой пасьянс… Теперь подобный тип, среди девиц столичных, 30 Благовоспитанных и сызмала практичных, Не часто встретится, но, каюсь, от души Мечталось нам тогда в безвыходной глуши… Старинный городок в краю, уже воспетом (И даже не одним) прославленным поэтом — 35 Был местом действия романа моего; Я здесь не приведу названия его… Мне памятен тот край, в красе его суровой, Где скаты тёмных гор венчает лес сосновый, Излучины озёр сверкают серебром, 40 Густой, зелёный мох раскинулся ковром И грозно, с высоты свергаясь, водопады Разбрасывают искр алмазных мириады, Где плещет об утёс, ласкаяся, волна И осень прелести заманчивой полна; 45 Где сумрачен народ и где угрюмы скалы — Тот край, где создались преданья «Калевалы»… Патриархальностью глубокой городок Наш отличался; там хранились неизменны Традиции, но всё ж охотно в клуб военный 50 Являлись граждане. В весьма короткий срок По-русски барышни уж выучили фразу: «Я вас люблю» и «да» (всего нельзя же сразу). Любуяся порой на их румяный лик, Наш воин не один шептал: «Jag elskar dig![2]» 55 О, Боже, сколько книг в блаженную ту пору Читала я и как — запоем, без разбору! Тут было всё: Жорж-Санд, и Пушкин, и Шекспир, Эмар, Габорио… Особый книжный мир Себе я создала; являяся к обеду, 60 Не в силах поддержать бывала я беседу, — На скатерть устремив в рассеянности взгляд, Нередко я ответ давала невпопад. В мечтах восторженных (хотя весьма неясных) Я жаждала свершить ряд подвигов опасных, 65 Подобно Жанне д’Арк являясь на войне Со знаменем в руках, в блистающей броне; То видела себя новейшею Джульетой, С отчаяньем в душе и в бархат разодетой, Читающею свой предсмертный монолог, — 70 Или артисткою великою, у ног Которой целый свет склонялся б с восхищеньем… Трудясь над заданным к уроку сочиненьем, Волшебный за́мок свой я строила порой… И скоро встретился желаемый герой, 75 О ком нередко я мечтала втихомолку… На праздниках в полку устраивали ёлку, И вывезти меня решились в первый раз. Пред балом до зари я не смыкала глаз… Явиться взрослою, надеть со шлейфом платье! 80 Читатель, вы едва ль имеете понятье, Как важен этот шаг! Под Штрауса мотив, Невольно чувствуя смущения прилив, Вступила я на бал… Как сильно сердце билось, Когда без устали по зале я кружилась, 85 И как любезен был красивый адъютант, К которому так шёл блестящий аксельбант!.. Взор тёмных глаз его был полон выраженья И он вальсировал всех лучше, без сомненья! Хоть не был он суров и бледен, как Гамлет, 90 И мало походил на Фауста, в несчастью, В него влюбилась я мечтательною страстью, Возможною, увы, в шестнадцать только лет! А он? Он стал бывать чуть-чуть не ежедневно, Мы с ним о музыке болтали по часам, 95 Смеялись, спорили, и многие из дам Твердили меж собой в беседе задушевной, Что я — глупа, а он — пустейший Дон-Жуан И что «трагически» наш кончится роман. Пока же, вопреки их мрачным предсказаньям, 100 Я счастлива была, хотя ещё признаньем Не обменялись мы… но слово, нежный взор, Руки пожатие, намёк неуловимый, Порою tête-à-tête[3] минутный разговор — Казались прелести полны неизъяснимой. 105 Меня не занимал о будущем вопрос Тогда, и я жила душою в настоящем, Где всё казалося вполне couleur de rose[4]… И если изредка, предчувствием томящим Щемило на сердце, как в чудный летний день 110 Нежданно облако свою набросит тень На ясный свод небес, — искала я забвенья, Стараясь отогнать невольные сомненья. Любовь моя была ребячески-смешна: Бывало, каждый день ждала я у окна, 115 Чтоб только увидать, как он проедет мимо — Нередко голодом ужаснейшим томима (Часа в четыре мы обедали как раз), И всё же с улицы я не спускала глаз…
Как будто в чудном сне, неслышно дни летели. 120 До Пасхи уж всего остались три недели. Лазурь небес была безоблачно ясна, Старинные валы и луг зазеленели, И даже, кое-где виднелись меж травой Фиалка синяя и ландыш полевой… 125 Но буря над моей сбиралась головой… В один прекрасный день всем сделалось известно: С супругой молодой (и очень интересной) Из отпуска домой вернулся капитан Н—ч. Кажется, тут целый был роман: 130 Любовь… препятствия… чуть-чуть не похищенье… Ну, словом, наш кружок был просто в восхищеньи; Лишь я осталася к известью холодна… С супругом скоро к нам явилася «она»; Пред этой барыней — эффектной и высокой, 135 С роскошной талией, очами с поволокой И громким голосом — увы, казалась я Ребёнком… Слушая, как наши кавалеры Хвалили ум её, наружность и манеры, Молчала я, в душе тревогу затая. 140 Однажды вечером, следя за нею взором, Я видела, что «он» был сильно увлечён Развязностью её и бойким разговором. Смертельно побледнев, я тихо вышла вон. Уютный кабинет был слабо освещён… 145 К дивану подойдя походкой машинальной, Я села. Явственно сквозь толстые драпри Неслись блестящие аккорды «Rêverie». Каким-то вызывом, насмешкою нахальной Они казались мне!.. О, Боже, надо мной, 150 Над ревностью моей ребячески-смешной Глумятся все теперь!.. А он, кого так страстно, Так сильно я люблю — кокеткою опасной Безумно увлечён... ведь он не отходил Весь вечер от неё, а я ждала напрасно 155 Хоть слова одного… но более нет сил! За что же? Ведь и он любил меня когда-то!.. И, безутешнейшею горестью объята, Готова я была расплакаться сейчас, Как вдруг тяжёлая портьера поднялась 160 И он вошёл… Но тут всю сцену примиренья Вы можете себе представить без труда: Вопрос его, моё глубокое смущенье, Попытку к строгости и возглас — никогда! Как он, в конце концов, раскаяньем волнуем, 165 Слегка руки моей коснулся поцелуем И заключительный, горячий диалог. Увы! не знала я, что это был пролог — Одно вступление к терзаниям сердечным, И верила всему с доверием беспечным. 170 На следующий день, к отчаянью близка Напрасно я ждала знакомого звонка; Следя в волнении, с вниманьем напряжённым За каждым шорохом и звуком отдалённым. Он всё же не пришёл. Потом узнала я, 175 Что вечер он провёл за вистом у «нея»… Открытье страшное!.. Он с нею же на бале Ближайшем танцевал заветный котильон. И видя, как они смеялись и болтали, С трудом сдержала я в груди невольный стон. 180 С соперницей моей мы встретились в уборной; Она с участием и ласкою притворной, Взяв за руку меня, спросила: что со мной — Я, право, ей кажусь совсем, совсем больной… Что было далее — я помню очень смутно 185 Почти без отдыха, кружась ежеминутно, Пыталась тщетно я забыться и забыть, Тупую сердца боль стараясь заглушить. Оркестра дикий гром, цветы и комплименты, Мундиры, веера, мелькающие ленты 190 И тосты общие за ужином — слилось В один назойливо-мучительный хаос! Наш праздник полковой окончился с рассветом, В тот чудный, ранний час, меж сумраком и светом, Когда лежит в полях жемчужная роса 195 И лёгкой дымкою оделися леса, То мимолётное, но чудное мгновенье, Когда окончен сон и близко пробужденье, И ясен свод небес прозрачно-голубой — По тихим улицам мы ехали домой. 200 Мне чудились ещё аккорды ритурнели[5], Когда с усилием добравшись до постели, Я с первым солнечным живительным лучом Заснула, наконец, каким-то мёртвым сном.
С тех пор в душе моей свершился неизбежный 205 Кризи́с. По-прежнему, любовью безнадежной Любила я, но всё, что было в ней светло И радостно — навек, казалось, отошло. Скрывая ото всех тоску свою упорно, И с ним встречалась я с развязностью притворной, 210 Болтала, как всегда, но что-то порвалось Неуловимое навеки между нами. Притом же и конец уж был не за горами… Июнь известие нежданное принёс: Отец мой получил в Россию назначенье 215 И ехать нам пришлось почти без замедленья. О, эти краткие, мучительные дни — Всю жизнь останутся мне памятны они! Тогда узнала я, что все былые муки Казалися легки пред ужасом разлуки… 220 С отчаяньем в душе я всё ещё ждала — Ждала последнего решительного слова (Он стал бывать у нас довольно часто снова). Я лихорадочно бывала весела, Когда он приходил, и часто в разговоре, 225 Шутя, он повторял, что к нам приедет вскоре В Россию, для того, чтоб ссориться со мной, Конечно… К моему несказанному горю Настал отъезда день. В канун его мы к морю 230 Отправились гулять. Прохладою лесной И свежестью была природа вся объята; Бледнея, догорал последний луч заката И к берегу волна катилась за волной. Из тёмной рощицы, синея на просторе, 235 Виднелось далеко безбережное море… Мы сели на скамью. Царила тишина. Внизу, у самых ног, плескалася волна… Он вдруг заговорил о предстоящей встрече, О том, как весело на родине у нас 240 Мы будем вспоминать прощальный этот час, Но как-то холодно его звучали речи. Я молча слушала, недвижна и бледна, На сердце и в мозгу щемила мысль одна, Одно сознание какой-то жгучей боли. 245 К чему, к чему обман?.. С усильем страшным воли Я тихо молвила, не поднимая глаз: «Мы с вами говорим теперь в последний раз, — Так будьте хоть на миг вполне чистосердечны! Что мы не свидимся — вы знаете, конечно, 250 Как знаю это я…» Я с места поднялась И медленно пошла дорогою обратной, С тупым сознанием какой-то безвозвратно Утраченной мечты… Немало горьких слёз 255 В ту ночь я пролила! С зарёй всё по́днялось; Все в доме бегали, возилися с укладкой… Какой-то внутренней томима лихорадкой, Я вышла бледная, с измученным лицом. Коляска тройкою ждала перед крыльцом. 260 Пришли знакомые… он тоже был меж ними… Пока прощалась я с подругами своими, Всё время он стоял немного в стороне, Но тут он подошёл, расстроенный, ко мне. В нём что-то, видимо, мучительно боролось… 265 — Ну, с Богом! В путь пора! — отца раздался голос. Все двинулись к дверям… О, сколько б ни пришлось Прожить мне — никогда всю горечь этой муки, Всю тяжесть страшную невыплаканных слёз, Когда в последний раз он крепко сжал мне руки 270 И их поднёс на миг к пылающим губам, — Не в силах я забыть!.. Едва ли нужно вам Развязку сообщать несложного романа! Мы с ним не свиделись… Моя закрылась рана… 275 Но горе первое не кажется смешно — В душе глубокий след оставило оно, И если прошлое мне вспомнится, невольно Заноет сердце вновь мучительно и больно… 1886 г.
2018-2024 • WeniZAYCommunity • WeniZAYPowered by uCoz Запрещено использование материалов сайта без прямой ссылки на источник. Все права защищены. • • •
(Из дневника барышни)
Les adieux sont trop prompts
Et la joie est trop breve
Et les regrets trop longs…
Порой в душе моей болезненно звучат,
Казалось, навсегда умолкнувшие струны,
Как эхо прежних дней, когда — светлы и юны —
Роилися мечты. Картин знакомых ряд,
5 Знакомых образов встаёт передо мною;
Воспоминания могучею волною
Охватывают всё, как вешних вод прилив.
Как часто издали услышанный мотив,
Намёк нечаянный, иль сказанное слово —
10 Способны воскресить все радости былого
И все страдания… В сияющих чертах
Воскреснут старые, несбыточные грёзы,
Улыбка светлая мелькает на устах,
Иль тихо выступят непрошенные слёзы…
15 Вечернею порой, когда церковный звон
Несётся в воздухе и дальний небосклон
Окрашен пурпуром и бледной позолотой,
Я, сидя у окна с начатою работой,
Забудуся на миг, и в памяти встаёт
20 Минувшего один заветный эпизод.
Шестнадцать лет!.. Года́ Миньоны и Джульеты,
Иллюзий розовых и первых грёз расцвета,
Года́, когда роман заманчивый прочтён,
Где совершенствами так щедро наделён
25 Таинственный герой; года́, когда пред балом
Мечтают барышни о встрече с «идеалом»,
И трепетно поют Чайковского романс,
В то время, как maman свершает свой пасьянс…
Теперь подобный тип, среди девиц столичных,
30 Благовоспитанных и сызмала практичных,
Не часто встретится, но, каюсь, от души
Мечталось нам тогда в безвыходной глуши…
Старинный городок в краю, уже воспетом
(И даже не одним) прославленным поэтом —
35 Был местом действия романа моего;
Я здесь не приведу названия его…
Мне памятен тот край, в красе его суровой,
Где скаты тёмных гор венчает лес сосновый,
Излучины озёр сверкают серебром,
40 Густой, зелёный мох раскинулся ковром
И грозно, с высоты свергаясь, водопады
Разбрасывают искр алмазных мириады,
Где плещет об утёс, ласкаяся, волна
И осень прелести заманчивой полна;
45 Где сумрачен народ и где угрюмы скалы —
Тот край, где создались преданья «Калевалы»…
Патриархальностью глубокой городок
Наш отличался; там хранились неизменны
Традиции, но всё ж охотно в клуб военный
50 Являлись граждане. В весьма короткий срок
По-русски барышни уж выучили фразу:
«Я вас люблю» и «да» (всего нельзя же сразу).
Любуяся порой на их румяный лик,
Наш воин не один шептал: «Jag elskar dig![2]»
55 О, Боже, сколько книг в блаженную ту пору
Читала я и как — запоем, без разбору!
Тут было всё: Жорж-Санд, и Пушкин, и Шекспир,
Эмар, Габорио… Особый книжный мир
Себе я создала; являяся к обеду,
60 Не в силах поддержать бывала я беседу, —
На скатерть устремив в рассеянности взгляд,
Нередко я ответ давала невпопад.
В мечтах восторженных (хотя весьма неясных)
Я жаждала свершить ряд подвигов опасных,
65 Подобно Жанне д’Арк являясь на войне
Со знаменем в руках, в блистающей броне;
То видела себя новейшею Джульетой,
С отчаяньем в душе и в бархат разодетой,
Читающею свой предсмертный монолог, —
70 Или артисткою великою, у ног
Которой целый свет склонялся б с восхищеньем…
Трудясь над заданным к уроку сочиненьем,
Волшебный за́мок свой я строила порой…
И скоро встретился желаемый герой,
75 О ком нередко я мечтала втихомолку…
На праздниках в полку устраивали ёлку,
И вывезти меня решились в первый раз.
Пред балом до зари я не смыкала глаз…
Явиться взрослою, надеть со шлейфом платье!
80 Читатель, вы едва ль имеете понятье,
Как важен этот шаг! Под Штрауса мотив,
Невольно чувствуя смущения прилив,
Вступила я на бал… Как сильно сердце билось,
Когда без устали по зале я кружилась,
85 И как любезен был красивый адъютант,
К которому так шёл блестящий аксельбант!..
Взор тёмных глаз его был полон выраженья
И он вальсировал всех лучше, без сомненья!
Хоть не был он суров и бледен, как Гамлет,
90 И мало походил на Фауста, в несчастью,
В него влюбилась я мечтательною страстью,
Возможною, увы, в шестнадцать только лет!
А он? Он стал бывать чуть-чуть не ежедневно,
Мы с ним о музыке болтали по часам,
95 Смеялись, спорили, и многие из дам
Твердили меж собой в беседе задушевной,
Что я — глупа, а он — пустейший Дон-Жуан
И что «трагически» наш кончится роман.
Пока же, вопреки их мрачным предсказаньям,
100 Я счастлива была, хотя ещё признаньем
Не обменялись мы… но слово, нежный взор,
Руки пожатие, намёк неуловимый,
Порою tête-à-tête[3] минутный разговор —
Казались прелести полны неизъяснимой.
105 Меня не занимал о будущем вопрос
Тогда, и я жила душою в настоящем,
Где всё казалося вполне couleur de rose[4]…
И если изредка, предчувствием томящим
Щемило на сердце, как в чудный летний день
110 Нежданно облако свою набросит тень
На ясный свод небес, — искала я забвенья,
Стараясь отогнать невольные сомненья.
Любовь моя была ребячески-смешна:
Бывало, каждый день ждала я у окна,
115 Чтоб только увидать, как он проедет мимо —
Нередко голодом ужаснейшим томима
(Часа в четыре мы обедали как раз),
И всё же с улицы я не спускала глаз…
Как будто в чудном сне, неслышно дни летели.
120 До Пасхи уж всего остались три недели.
Лазурь небес была безоблачно ясна,
Старинные валы и луг зазеленели,
И даже, кое-где виднелись меж травой
Фиалка синяя и ландыш полевой…
125 Но буря над моей сбиралась головой…
В один прекрасный день всем сделалось известно:
С супругой молодой (и очень интересной)
Из отпуска домой вернулся капитан
Н—ч. Кажется, тут целый был роман:
130 Любовь… препятствия… чуть-чуть не похищенье…
Ну, словом, наш кружок был просто в восхищеньи;
Лишь я осталася к известью холодна…
С супругом скоро к нам явилася «она»;
Пред этой барыней — эффектной и высокой,
135 С роскошной талией, очами с поволокой
И громким голосом — увы, казалась я
Ребёнком… Слушая, как наши кавалеры
Хвалили ум её, наружность и манеры,
Молчала я, в душе тревогу затая.
140 Однажды вечером, следя за нею взором,
Я видела, что «он» был сильно увлечён
Развязностью её и бойким разговором.
Смертельно побледнев, я тихо вышла вон.
Уютный кабинет был слабо освещён…
145 К дивану подойдя походкой машинальной,
Я села. Явственно сквозь толстые драпри
Неслись блестящие аккорды «Rêverie».
Каким-то вызывом, насмешкою нахальной
Они казались мне!.. О, Боже, надо мной,
150 Над ревностью моей ребячески-смешной
Глумятся все теперь!.. А он, кого так страстно,
Так сильно я люблю — кокеткою опасной
Безумно увлечён... ведь он не отходил
Весь вечер от неё, а я ждала напрасно
155 Хоть слова одного… но более нет сил!
За что же? Ведь и он любил меня когда-то!..
И, безутешнейшею горестью объята,
Готова я была расплакаться сейчас,
Как вдруг тяжёлая портьера поднялась
160 И он вошёл… Но тут всю сцену примиренья
Вы можете себе представить без труда:
Вопрос его, моё глубокое смущенье,
Попытку к строгости и возглас — никогда!
Как он, в конце концов, раскаяньем волнуем,
165 Слегка руки моей коснулся поцелуем
И заключительный, горячий диалог.
Увы! не знала я, что это был пролог —
Одно вступление к терзаниям сердечным,
И верила всему с доверием беспечным.
170 На следующий день, к отчаянью близка
Напрасно я ждала знакомого звонка;
Следя в волнении, с вниманьем напряжённым
За каждым шорохом и звуком отдалённым.
Он всё же не пришёл. Потом узнала я,
175 Что вечер он провёл за вистом у «нея»…
Открытье страшное!.. Он с нею же на бале
Ближайшем танцевал заветный котильон.
И видя, как они смеялись и болтали,
С трудом сдержала я в груди невольный стон.
180 С соперницей моей мы встретились в уборной;
Она с участием и ласкою притворной,
Взяв за руку меня, спросила: что со мной —
Я, право, ей кажусь совсем, совсем больной…
Что было далее — я помню очень смутно
185 Почти без отдыха, кружась ежеминутно,
Пыталась тщетно я забыться и забыть,
Тупую сердца боль стараясь заглушить.
Оркестра дикий гром, цветы и комплименты,
Мундиры, веера, мелькающие ленты
190 И тосты общие за ужином — слилось
В один назойливо-мучительный хаос!
Наш праздник полковой окончился с рассветом,
В тот чудный, ранний час, меж сумраком и светом,
Когда лежит в полях жемчужная роса
195 И лёгкой дымкою оделися леса,
То мимолётное, но чудное мгновенье,
Когда окончен сон и близко пробужденье,
И ясен свод небес прозрачно-голубой —
По тихим улицам мы ехали домой.
200 Мне чудились ещё аккорды ритурнели[5],
Когда с усилием добравшись до постели,
Я с первым солнечным живительным лучом
Заснула, наконец, каким-то мёртвым сном.
С тех пор в душе моей свершился неизбежный
205 Кризи́с. По-прежнему, любовью безнадежной
Любила я, но всё, что было в ней светло
И радостно — навек, казалось, отошло.
Скрывая ото всех тоску свою упорно,
И с ним встречалась я с развязностью притворной,
210 Болтала, как всегда, но что-то порвалось
Неуловимое навеки между нами.
Притом же и конец уж был не за горами…
Июнь известие нежданное принёс:
Отец мой получил в Россию назначенье
215 И ехать нам пришлось почти без замедленья.
О, эти краткие, мучительные дни —
Всю жизнь останутся мне памятны они!
Тогда узнала я, что все былые муки
Казалися легки пред ужасом разлуки…
220 С отчаяньем в душе я всё ещё ждала —
Ждала последнего решительного слова
(Он стал бывать у нас довольно часто снова).
Я лихорадочно бывала весела,
Когда он приходил, и часто в разговоре,
225 Шутя, он повторял, что к нам приедет вскоре
В Россию, для того, чтоб ссориться со мной,
Конечно…
К моему несказанному горю
Настал отъезда день. В канун его мы к морю
230 Отправились гулять. Прохладою лесной
И свежестью была природа вся объята;
Бледнея, догорал последний луч заката
И к берегу волна катилась за волной.
Из тёмной рощицы, синея на просторе,
235 Виднелось далеко безбережное море…
Мы сели на скамью. Царила тишина.
Внизу, у самых ног, плескалася волна…
Он вдруг заговорил о предстоящей встрече,
О том, как весело на родине у нас
240 Мы будем вспоминать прощальный этот час,
Но как-то холодно его звучали речи.
Я молча слушала, недвижна и бледна,
На сердце и в мозгу щемила мысль одна,
Одно сознание какой-то жгучей боли.
245 К чему, к чему обман?.. С усильем страшным воли
Я тихо молвила, не поднимая глаз:
«Мы с вами говорим теперь в последний раз, —
Так будьте хоть на миг вполне чистосердечны!
Что мы не свидимся — вы знаете, конечно,
250 Как знаю это я…»
Я с места поднялась
И медленно пошла дорогою обратной,
С тупым сознанием какой-то безвозвратно
Утраченной мечты… Немало горьких слёз
255 В ту ночь я пролила! С зарёй всё по́днялось;
Все в доме бегали, возилися с укладкой…
Какой-то внутренней томима лихорадкой,
Я вышла бледная, с измученным лицом.
Коляска тройкою ждала перед крыльцом.
260 Пришли знакомые… он тоже был меж ними…
Пока прощалась я с подругами своими,
Всё время он стоял немного в стороне,
Но тут он подошёл, расстроенный, ко мне.
В нём что-то, видимо, мучительно боролось…
265 — Ну, с Богом! В путь пора! — отца раздался голос.
Все двинулись к дверям… О, сколько б ни пришлось
Прожить мне — никогда всю горечь этой муки,
Всю тяжесть страшную невыплаканных слёз,
Когда в последний раз он крепко сжал мне руки
270 И их поднёс на миг к пылающим губам, —
Не в силах я забыть!..
Едва ли нужно вам
Развязку сообщать несложного романа!
Мы с ним не свиделись… Моя закрылась рана…
275 Но горе первое не кажется смешно —
В душе глубокий след оставило оно,
И если прошлое мне вспомнится, невольно
Заноет сердце вновь мучительно и больно…
1886 г.