Мы встретились молча. Закат умирал запоздалый. Весь мир был исполнен возникшей для нас тишиной. Две розы раскрылись и вспыхнули грёзой усталой, — Одна — озарённая жизнью, с окраскою алой, Другая — горящая снежной немой белизной.
И ветер промчался. Он сблизил их пышные чаши. Мы сладко любили на склоне предсмертного дня. Как сладко дышали сердца и созвучия наши! Что́ в мире рождалось воздушнее, сказочней, краше! Зачем, о, зачем же закрылась ты — прежде меня?
Я свернула светлые одежды, Я погасла вместе с краской дня. Для меня поблекли все надежды, Мне так сладко спать, закрывши вежды, — Для чего ты дышишь на меня!
Дышишь сладким ядом аромата, Будишь в сердце прежние огни… Я, как ты, была жива когда-то, К радости для сердца нет возврата… Будь как я! Забудь! Умри! Усни!
Весь мир был исполнен возникшей для нас тишиной.
Две розы раскрылись и вспыхнули грёзой усталой, —
Одна — озарённая жизнью, с окраскою алой,
Другая — горящая снежной немой белизной.
И ветер промчался. Он сблизил их пышные чаши.
Мы сладко любили на склоне предсмертного дня.
Как сладко дышали сердца и созвучия наши!
Что́ в мире рождалось воздушнее, сказочней, краше!
Зачем, о, зачем же закрылась ты — прежде меня?
Я свернула светлые одежды,
Я погасла вместе с краской дня.
Для меня поблекли все надежды,
Мне так сладко спать, закрывши вежды, —
Для чего ты дышишь на меня!
Дышишь сладким ядом аромата,
Будишь в сердце прежние огни…
Я, как ты, была жива когда-то,
К радости для сердца нет возврата…
Будь как я! Забудь! Умри! Усни!