He называй меня поэтом! Что было — было, милый мой; Теперь спасительным обетом, Хочу проститься я с молвой, С моей Каменой молодой, С бутылкой, чаркой, Телеграфом, С Р. А. канастером, вакштафом И просвещенной суетой; Хочу в моём Киммерионе, В святой семейственной глуши, Найти счастливый мир души Родного дружества на лоне! Не веришь? Знай же: твой певец Теперь совсем преобразован, Простыл, смирен, разочарован, Всему конец, всему конец!
Я помню, милый мой, когда-то Мы веселились за одно, Любили жизни тароватой Прохлады, песни и вино; Я помню, пламенной душою Ты восхищался, как тогда Воссиявала надо мною Надежд возвышенных звезда; Как рано славою замечен, В раздолье вольного житья. Гулял студенчески беспечен. И с лирой мужествовал я! Ты поверял мои желанья, Путеводил моей мечты Первоначальные созданья, Мою любовь лелеял ты… Но где ж она, восторгов сладость. Моя звезда, печаль и радость, Мои светлый ангел чистоты? Предмет поэтов самохвальных, Благопрославленная мной, Она теперь, товарищ мой, Одна, одна в пределах дальных, Мила афинскою красой… Прошёл, прошёл мой сон приятной! — А мир стихов? — Но мир стихов, Как всё земное, коловратной Наскучил мне и нездоров! Его покину я подавно: Недаром прежний доброхот Моей богини своенравной Середь Москвы перводержавной Меня бранил во весь народ, И возгласил правдиво-смело, Что муза юности моей Скучна, блудлива: то и дело Поёт вино, табак, друзей; Своё, чужое повторяет; Разнообразна лишь в словах И мерной прозой восклицает О выписных профессорах! Помилуй Бог, его я трушу! Отворотил он навсегда От вдохновенного труда Мою заносчивую душу! Дерзну ли снова я играть Богов священными дарами? Кто осенит меня хвалами? Стихи — куда их мне девать? Везде им горькая судьбина! Теперь, ведь, будут тяжелы Они заплечью Славянина И крыльям Северной пчелы. — Что ж? В Белокаменную с Богом! — В Московский Вестник? — Трудно, брат, Он выступает в чине строгом, Разборчив, горд, аристократ: Так и приязнь ему не в лад Со мной, парнасским демагогом. — Ну в Афеней? — Что Афеней? Журнал мудрёно-философский, Отступник Пушкина, злодей, Благонамеренный московский.
Что ж делать мне, товарищ мой? Итак — в пустыню удаляюсь, В проказах жизни удалой Я сознаюсь, сердечно каюсь, Не возвращуся к ним. И вот Моей надежды перемена, Моей судьбы переворот! Прощай же, русская Камена, И здравствуй, милая моя! Расти, цвети! Желаю я: Да буйный дух высокомерья Твоих поклонников бежит; Да благо родины острит Их здравосмыслящие перья; Да утвердишь ты правый суд; Да с Норда, Юга и Востока, Отвсюду, быстротой потока, К тебе сокровища текут: Да сядешь ты с величьем мирным На свой могущественный трон — И будет красен твой виссон Разнообразием всемирным!!!
Что было — было, милый мой;
Теперь спасительным обетом,
Хочу проститься я с молвой,
С моей Каменой молодой,
С бутылкой, чаркой, Телеграфом,
С Р. А. канастером, вакштафом
И просвещенной суетой;
Хочу в моём Киммерионе,
В святой семейственной глуши,
Найти счастливый мир души
Родного дружества на лоне!
Не веришь? Знай же: твой певец
Теперь совсем преобразован,
Простыл, смирен, разочарован,
Всему конец, всему конец!
Я помню, милый мой, когда-то
Мы веселились за одно,
Любили жизни тароватой
Прохлады, песни и вино;
Я помню, пламенной душою
Ты восхищался, как тогда
Воссиявала надо мною
Надежд возвышенных звезда;
Как рано славою замечен,
В раздолье вольного житья.
Гулял студенчески беспечен.
И с лирой мужествовал я!
Ты поверял мои желанья,
Путеводил моей мечты
Первоначальные созданья,
Мою любовь лелеял ты…
Но где ж она, восторгов сладость.
Моя звезда, печаль и радость,
Мои светлый ангел чистоты?
Предмет поэтов самохвальных,
Благопрославленная мной,
Она теперь, товарищ мой,
Одна, одна в пределах дальных,
Мила афинскою красой…
Прошёл, прошёл мой сон приятной!
— А мир стихов? — Но мир стихов,
Как всё земное, коловратной
Наскучил мне и нездоров!
Его покину я подавно:
Недаром прежний доброхот
Моей богини своенравной
Середь Москвы перводержавной
Меня бранил во весь народ,
И возгласил правдиво-смело,
Что муза юности моей
Скучна, блудлива: то и дело
Поёт вино, табак, друзей;
Своё, чужое повторяет;
Разнообразна лишь в словах
И мерной прозой восклицает
О выписных профессорах!
Помилуй Бог, его я трушу!
Отворотил он навсегда
От вдохновенного труда
Мою заносчивую душу!
Дерзну ли снова я играть
Богов священными дарами?
Кто осенит меня хвалами?
Стихи — куда их мне девать?
Везде им горькая судьбина!
Теперь, ведь, будут тяжелы
Они заплечью Славянина
И крыльям Северной пчелы.
— Что ж? В Белокаменную с Богом! —
В Московский Вестник? — Трудно, брат,
Он выступает в чине строгом,
Разборчив, горд, аристократ:
Так и приязнь ему не в лад
Со мной, парнасским демагогом.
— Ну в Афеней? — Что Афеней?
Журнал мудрёно-философский,
Отступник Пушкина, злодей,
Благонамеренный московский.
Что ж делать мне, товарищ мой?
Итак — в пустыню удаляюсь,
В проказах жизни удалой
Я сознаюсь, сердечно каюсь,
Не возвращуся к ним. И вот
Моей надежды перемена,
Моей судьбы переворот!
Прощай же, русская Камена,
И здравствуй, милая моя!
Расти, цвети! Желаю я:
Да буйный дух высокомерья
Твоих поклонников бежит;
Да благо родины острит
Их здравосмыслящие перья;
Да утвердишь ты правый суд;
Да с Норда, Юга и Востока,
Отвсюду, быстротой потока,
К тебе сокровища текут:
Да сядешь ты с величьем мирным
На свой могущественный трон —
И будет красен твой виссон
Разнообразием всемирным!!!