Природа создавала Аден сейчас же после Индии. Когда она растратила все свои краски, и на её палитре осталось только две: чёрная и белая. Из этих двух цветов и создан Аден. Чёрные горы и белые, словно из мела сделанные дома. Чёрные лица арабов и самоли и белые простыни, в которые они драпируются. Вот траурная картина этих зловещих, мрачных, выжженных солнцем лишённых растительности, берегов. Мы пришли к Адену поздно вечером и остановились вблизи мачты затонувшего парохода. Около перекладины мачты мигал огонёк, — словно лампада у могильного креста. На спущенном трапе кричали, пели, били в такт ладошами и приплясывали голые самоли с длинными развевающимися рыжими волосами. Рыжие волосы — особый шик среди самолийцев; для этого они специально мажут голову известью. Я спустился в катерок и очутился в обществе четырёх голых черномазых туземцев. Дул порывистый ветер, катерок кувыркался в волнах, зарывался носом, ложился то на один, то на другой борт, самоли что-то орали своим гортанным голосом, и, когда открывали печь и оттуда вырывался яркий красный свет, казались похожими на настоящих дьяволов. Словно чёрные дьяволы везли грешную душу по бурным волнам Стикса. — Скверное море, сэр! — сказал мне на отвратительном английском наречии черномазый дьявол, сидевший на руле, — отвратительно море здесь! Масса акул. Раньше они трогали только белых. Но теперь пришли новые, полосатые, мы зовём их «морскими тиграми», — они едят и чёрных. На прошлой неделе сели одного самоли. Отличные разговоры в то время, когда катер лежит на боку. Я стоял как будто на вершине колоссального цирка, вырубленного в каменной горе, уступами спускавшегося к огромной арене, по бокам которой зияли огромные тёмные коридоры, — словно для диких зверей. Эти знамениты аденские цистерны могли бы служить отличными футлярами для пирамид, перевёрнутых вверх ногами. Таких цистерн несколько, они соединены между собою коридорами, вырубленными в каменных горах. Раз в пять лет цистерны наполняются водою до краёв. Тропические ливни льются в горах, и по вырубленным руслам, по колоссальным лестницам, туннелям, уступам, вода с шумом и рёвом несётся сюда, — и тогда цистерны представляют собою огромные озёра кристально-чистой дождевой воды. Теперь ждут дождей со дня на день, — и цистерны совершенно сухие. Если вы спросите у араба, кто создал это грандиознейшее в мире сооружение, он почтительно ответит вам: — Мегемет-Али. Мегемет-Али создал всё. — Видели вы, сэр, окно в Аденском мысе? Речь идёт об игре природы, совершенно круглом отверстии в мысе. Когда небо окрашено в ярко красный цвет заката, — это окошечко кажется налитым кровью глазом какого-то чудовища. — Ну? — Это окошечко прорубил тоже Мегемет-Али, чтоб следить за врагами. Всё, что видите колоссального и грандиозного, — всё создано великим Мегемет-Али. Мир принадлежал при нём чёрным, а когда умер Мегемет-Али, пришли англичане и взяли всё в свои руки. Вот вам и вся история арабов. На самом деле, эти колоссальные цистерны гораздо более древнего происхождения. Когда армия Александра Македонского разделилась, часть её, попавшая в Аравию, умирала от жажды, — но, дойдя до Адена, запаслась, по словам историков, водой из цистерны. Эти грандиозные сооружения могли быть созданы только руками арабов. А, по другому местному преданию, вырублены одним из фараонов, завоевателем Аравии, руками евреев. Тех же евреев, руками которых построены н пирамиды. И остаётся удивляться, как Аден не представляет собою цветущего оазиса. Почва его должна быть удобрена десятками тысяч трупов людей, рубивших в камне амфитеатры, арены и туннели. Как удалось создать это грандиозное сооружение? Какими средствами удалось вырубить, или взорвать, такую массу камня? Как отводили дождевые воды во время постройки? Эта тайна погребена — вон там, на арене этих колоссальных цирков. Десять лет строились цистерны, и когда всё было окончено, фараон стоял со своим войском и пленными строителями у цистерн до третьего периода дождей. Когда же тучи обложили небо, — он повелел всех строителей-рабов согнать вниз в цистерны. Вокруг стали воины, чтоб не допустить никого выйти. И тогда-то разыгралось грандиознейшее цирковое представление. Представление, в сравнении с которым цирковые игры Нерона — домашний любительский спектакль. Заревели потоки дождевых вод в горах. Ближе и ближе. Подземные каскады, с пеной и брызгами, понеслись по лестницам и уступам, неслись по туннелям и заполняли арены. В их шуме, грохоте и рёве тонули крики, стоны и вопли гибнущих. Люди карабкались на уступы колоссальных цирков, но и там их настигала вода. Вода прибывала и прибывала, — и фараон любовался не какой-то пародией на пожар жалкой Трои, как Нерон, — а обрывком картины всемирного потопа. А когда цистерны наполнились водой, вся поверхность была покрыта плавающими трупами. Спасшиеся от гибели плавали на трупах, добирались до края, — и здесь их поражали египетские воины. Никто из строителей не спасся. Тайна постройки была погребена. И когда гробовая тишина сменила яростную симфонию шума воды и воплей утопающих, — фараон приказал спустить цистерны в море, — и вода унесла трупы в морской простор. Это был праздник для акул. — Вот почему они так и любят берега Адена! — объясняют арабы. А когда вы поедите через горы, ваш путь будет лежать сквозь узкое ущелье прорубленное в скале. На верху перекинут лёгенький круглый каменный мостик. Это триумфальная арка фараона, единственное яркое пятно среди белого и чёрного цветов Адена. У природы осталось на палитре немного ярко-красной краски, и она окрасила ею разрезанную скалу. Эти стены ущелья кажутся облитыми кровью. То алая, то ярко-пурпурная, она как будто течёт по каменным стенам; там запеклась ярким огромным пятном, здесь бежит извилистою струйкой. — Это кровь тех рабов, которые отказывались строить цистерны. Их сбрасывали с этих скал — объясняют арабы.
Когда она растратила все свои краски, и на её палитре осталось только две: чёрная и белая.
Из этих двух цветов и создан Аден.
Чёрные горы и белые, словно из мела сделанные дома.
Чёрные лица арабов и самоли и белые простыни, в которые они драпируются.
Вот траурная картина этих зловещих, мрачных, выжженных солнцем лишённых растительности, берегов.
Мы пришли к Адену поздно вечером и остановились вблизи мачты затонувшего парохода.
Около перекладины мачты мигал огонёк, — словно лампада у могильного креста.
На спущенном трапе кричали, пели, били в такт ладошами и приплясывали голые самоли с длинными развевающимися рыжими волосами.
Рыжие волосы — особый шик среди самолийцев; для этого они специально мажут голову известью.
Я спустился в катерок и очутился в обществе четырёх голых черномазых туземцев.
Дул порывистый ветер, катерок кувыркался в волнах, зарывался носом, ложился то на один, то на другой борт, самоли что-то орали своим гортанным голосом, и, когда открывали печь и оттуда вырывался яркий красный свет, казались похожими на настоящих дьяволов.
Словно чёрные дьяволы везли грешную душу по бурным волнам Стикса.
— Скверное море, сэр! — сказал мне на отвратительном английском наречии черномазый дьявол, сидевший на руле, — отвратительно море здесь! Масса акул. Раньше они трогали только белых. Но теперь пришли новые, полосатые, мы зовём их «морскими тиграми», — они едят и чёрных. На прошлой неделе сели одного самоли.
Отличные разговоры в то время, когда катер лежит на боку.
Я стоял как будто на вершине колоссального цирка, вырубленного в каменной горе, уступами спускавшегося к огромной арене, по бокам которой зияли огромные тёмные коридоры, — словно для диких зверей.
Эти знамениты аденские цистерны могли бы служить отличными футлярами для пирамид, перевёрнутых вверх ногами.
Таких цистерн несколько, они соединены между собою коридорами, вырубленными в каменных горах. Раз в пять лет цистерны наполняются водою до краёв.
Тропические ливни льются в горах, и по вырубленным руслам, по колоссальным лестницам, туннелям, уступам, вода с шумом и рёвом несётся сюда, — и тогда цистерны представляют собою огромные озёра кристально-чистой дождевой воды.
Теперь ждут дождей со дня на день, — и цистерны совершенно сухие.
Если вы спросите у араба, кто создал это грандиознейшее в мире сооружение, он почтительно ответит вам:
— Мегемет-Али.
Мегемет-Али создал всё.
— Видели вы, сэр, окно в Аденском мысе?
Речь идёт об игре природы, совершенно круглом отверстии в мысе.
Когда небо окрашено в ярко красный цвет заката, — это окошечко кажется налитым кровью глазом какого-то чудовища.
— Ну?
— Это окошечко прорубил тоже Мегемет-Али, чтоб следить за врагами.
Всё, что видите колоссального и грандиозного, — всё создано великим Мегемет-Али.
Мир принадлежал при нём чёрным, а когда умер Мегемет-Али, пришли англичане и взяли всё в свои руки.
Вот вам и вся история арабов.
На самом деле, эти колоссальные цистерны гораздо более древнего происхождения.
Когда армия Александра Македонского разделилась, часть её, попавшая в Аравию, умирала от жажды, — но, дойдя до Адена, запаслась, по словам историков, водой из цистерны.
Эти грандиозные сооружения могли быть созданы только руками арабов.
А, по другому местному преданию, вырублены одним из фараонов, завоевателем Аравии, руками евреев.
Тех же евреев, руками которых построены н пирамиды.
И остаётся удивляться, как Аден не представляет собою цветущего оазиса.
Почва его должна быть удобрена десятками тысяч трупов людей, рубивших в камне амфитеатры, арены и туннели.
Как удалось создать это грандиозное сооружение?
Какими средствами удалось вырубить, или взорвать, такую массу камня?
Как отводили дождевые воды во время постройки?
Эта тайна погребена — вон там, на арене этих колоссальных цирков.
Десять лет строились цистерны, и когда всё было окончено, фараон стоял со своим войском и пленными строителями у цистерн до третьего периода дождей.
Когда же тучи обложили небо, — он повелел всех строителей-рабов согнать вниз в цистерны.
Вокруг стали воины, чтоб не допустить никого выйти.
И тогда-то разыгралось грандиознейшее цирковое представление.
Представление, в сравнении с которым цирковые игры Нерона — домашний любительский спектакль.
Заревели потоки дождевых вод в горах. Ближе и ближе. Подземные каскады, с пеной и брызгами, понеслись по лестницам и уступам, неслись по туннелям и заполняли арены.
В их шуме, грохоте и рёве тонули крики, стоны и вопли гибнущих.
Люди карабкались на уступы колоссальных цирков, но и там их настигала вода.
Вода прибывала и прибывала, — и фараон любовался не какой-то пародией на пожар жалкой Трои, как Нерон, — а обрывком картины всемирного потопа.
А когда цистерны наполнились водой, вся поверхность была покрыта плавающими трупами.
Спасшиеся от гибели плавали на трупах, добирались до края, — и здесь их поражали египетские воины.
Никто из строителей не спасся.
Тайна постройки была погребена.
И когда гробовая тишина сменила яростную симфонию шума воды и воплей утопающих, — фараон приказал спустить цистерны в море, — и вода унесла трупы в морской простор.
Это был праздник для акул.
— Вот почему они так и любят берега Адена! — объясняют арабы.
А когда вы поедите через горы, ваш путь будет лежать сквозь узкое ущелье прорубленное в скале.
На верху перекинут лёгенький круглый каменный мостик.
Это триумфальная арка фараона, единственное яркое пятно среди белого и чёрного цветов Адена.
У природы осталось на палитре немного ярко-красной краски, и она окрасила ею разрезанную скалу.
Эти стены ущелья кажутся облитыми кровью.
То алая, то ярко-пурпурная, она как будто течёт по каменным стенам; там запеклась ярким огромным пятном, здесь бежит извилистою струйкой.
— Это кровь тех рабов, которые отказывались строить цистерны. Их сбрасывали с этих скал — объясняют арабы.