В лесу росла маленькая, хорошенькая ёлочка. Стояла она на прелестном месте. Кругом её росло много товарищей: маленьких елей и сосен. Солнце грело её, воздуху там было вдоволь. Глядя на больших, ей очень хотелось-бы вырасти, чтобы поравняться с ними.
Она с нежностью слушала болтовню крестьянских детей, собиравших землянку и чернику. Не раз случалось, что они, набрав полное лукошко земляники и черники, садились у маленькой ёлочки для отдыха и низали ягоды на соломинки.
Раз как-то, кружась около неё, они заметили её:
— Ах, какая хорошенькая, маленькая ёлочка! — вскричали дети. Ёлка чуть не заплакала смолистыми слезами от слова «маленькая»: ей очень хотелось быть большой.
На следующий год деревцо выросло на одно колено; там через год ещё на одно; — по числу колен всегда можно узнать, сколько дереву лет.
— О, Создатель, если-бы я была таким-же большим деревом, как другие! — думала ёлка, вздыхая — Я бы протянула свои ветки далеко кругом себя, а вершиной выглядывала бы на широкий свет. Птицы свивали-бы гнёзда на моих ветках, а от ветра я-бы также важно кивала головой, как те высокие ели!
Так жаловалась ёлка. Её не радовали ни солнечный свет, ни птички, ни розовые облака, которые утром и вечером тянулись по небу.
Настала зима. Кругом, насколько она могла видеть, всё было покрыто сверкающим, белым снегом. Пробегал иногда зайчик и каждый раз, как будто нарочно, перепрыгивал через маленькое деревцо. О, как ей было досадно, что такой трусливый зверёк прыгал через неё! Но прошли две зимы; в третью ёлка стала такая большая, что зайчик должен был обходить её кругом.
— Ах! как-бы поскорее вырасти, — думала ёлка — и сделаться большим деревом; ведь лучше этого ничего нет на свете.
Зимой приезжали дровосеки и срубали некоторые большие деревья. Они приезжали каждый год, а молодая ёлка, которая уже так выросла, что понимала беду, всякий раз содрагалась при виде, как большие, прекрасные деревья с шумом и треском падали на землю; люди обрубали у них ветви, и прямые деревья во всю свою длину лежали обнажёнными, так что их нельзя было узнать. Потом их клали на роспуски и лошади увозили их из лесу. Ранней весной, когда прилетели аисты и ласточки, ёлка их спросила, не знают-ли они куда повезли эти деревья?.. что с ними будет?
Ласточки ничего не знали, но аист задумался на минуту, кивнул головой, захлопал своим длинным носом и отвечал ёлке:
— Да, я знаю. Я встретил много кораблей, когда летел сюда из Египта; на этих кораблях были длинные величественные мачты; судя по запаху, это были сосны.
— Ах, как я желаю быть большой! Я-бы поехала также через море. Расскажите мне пожалуйста, что это такое море и каково оно на вид?
— Слишком долго тебе об этом рассказывать, — сказал аист и полетел прочь.
— Радуйся своей молодости, свежести и росту! — говорили ей солнечные лучи, и ветер поцеловал деревцо; слёзы росы тихо закапали на неё, но она не поняла этого.
Перед праздником Рождества приехали люди и срубили множество молодых ёлок, которые были моложе или одинакового роста с нашей ёлкой; она не знала ни покоя, ни отдыха, а только думала о том, как-бы ей выбраться из лесу. Но на этот раз были срублены самые хорошенькие ёлочки. Веток их не трогали, а осторожно уложили на возы, и увезли из лесу.
- Ах, куда это их увезли? - спрашивала ёлка, - ведь они не больше меня; одна была даже несравненно моложе. И почему у них не обрубили веток?
- Мы знаем куда, мы знаем! Чвирк, чвирк! - зачирикали воробьи - Их увезли в город, их там ожидает такое великолепие, что рассказать трудно. Мы видели через окна: они стояли в тёплых комнатах, увешанные яблоками, пряниками, игрушками, золотыми орехами и сотнями зажжённых свечей!
- Ну, а потом? - спросила ёлка и затрепетала всеми ветками - А потом, что с ними сделали?
- Потом, потом... Мы ничего не видели, но это было отлично!
- Ах, хоть-бы скорее пришло Рождество! Может и меня постигла-бы такая-же блестящая участь - лепетала ёлка - Это было бы лучше, чем ездить по морям. Теперь я такая-же большая и прямая, как те ёлки, что были увезены из лесу в прошлом году. Ах, как-бы я желала быть на возу, и уехать в город: там-бы меня тоже поставили в тёплой комнате во всём блеске и великолепии! А потом?... Потом верно будет ещё лучше - иначе зачем-бы люди стали так украшать меня? А там впереди, наверное, что-нибудь ещё гораздо лучшее! Какое мучение стоять здесь!... Нет конца томлению!.. Сама не знаю, что со мной делается!
- Наслаждайся нами! - сказали ей воздух и солнечный свет - Радуйся своей свежей молодости и свободе!
Но ёлка не радовалась, росла и росла; зиму и лето она стояла зелёная; видевшие её люди восхищались ею, и говорили:
- Прекрасное деревцо! Кому оно достанется на Рождество?
Наконец настало роковое для ёлки Рождество. Её первую срубили. Топор глубоко врезался в самую сердцевину. Со стоном упала ёлка на землю, она в первый раз почувствовала такую страшную боль и бессилие, что она была не в состоянии думать о ожидающим её счастье; ей было грустно расставаться с родиной, с тем местом, где она выросла; она знала, что никогда больше не увидет ни своих товарищей, ни маленьких кустов и цветов, которые росли кругом её, ни даже зайчика, который так весело прыгал через неё, ни маленьких птичек, которые часто садились на её ветках.
Но ёлка опять пришла в себя, когда её привезли вместе с прочими деревьями на большой двор, где она слышала, как человек, увидевший её, сказал:
- Вот ёлочка, так ёлочка! Дивное, превосходное деревцо попалось, нам такое и нужно!
Он схватил её поспешно с возу и внёс в большую, прекрасную залу, по стенам которой висели дорогие картины; около пылающего камина, в больших китайских вазах, возвышались искусственные пальмы; тут были и качающиеся стулья, шёлком обитые диваны, большие столы с множеством игрушек и книжек с картинками, стоющих сотни-сотен талеров - так, по крайней мере, говорили дети.
Ёлку поставили в ящик, наполненный песком, но никто не узнал-бы, что это такое; ящик обили зелёным сукном и поставили на большой пёстрый ковёр. Ёлка трепетала от радости!
- Что-то будет! - думала она.
Между тем люди принялись украшать её. На одни ветки они повесили вырезанные из разноцветной бумаги сеточки с конфетами, а вызолоченные орехи и яблоки как будто выросли на ней. По веткам налепили более сотни красных, белых и голубых свечей. Куклы, чрезвычайно похожие на людей - каких ёлочка никогда не видывала - стояли на ветках. Высоко, на самом верху прикрепили звезду из фольги. Всё это было необыкновенно красиво.
- Сегодня вечером - говорила весёлая хозяйка дома - Засияешь ты, зелёная ёлка! Какая будет радость детям!
- Ах, если-бы уж был вечер! - думало дерево - Поскорей-бы зажгли свечи! Что-то будет!... Не придут-ли деревья из лесу, посмотреть на меня? Воробьи, наверное, прилетят к окнам. Пожалуй, я приросту здесь и буду зиму и лето стоять разукрашенная. Ах! Это было-бы недурно, но у меня порядочно разболелась кора от томления, а эта боль для дерева также мучительна, как для человека головная боль.
Вот наступил вечер: зажгли свечи. Что за великолепие! И ёлка озарила всю залу своим блеском, и с радости так затрепетала своими ветками, что одна свечка упала на ковёр и порядочно опалила его.
- Господи, помилуй и спаси нас! Воды! - кричала няня, но хозяйка хладнокровно затушила огонь.
От страху ёлка не смела и не могла пошевельнуться: она так боялась потерять что-нибудь из украшений. Весь этот блеск ослеплял её.
Но вот двери распорхнулись настежь, и толпа детей ворвалась в залу; казалось, что они опрокинут ёлку. Старшие, важно улыбаясь, шли за ними. Дети сперва остановились перед деревом и онемели от удивления, но это было только на минуту, а потом они зашумели снова, так что в ушах затрещало. Они принялись танцевать вокруг ёлочки, и один подарок за другим срывали с неё.
- Боже мой! Что они делают? - думала ёлка - Что-же ещё будет?
Свечи, между тем, догорели до самых веток, после чего их потушили, и детям дозволено было обобрать ёлочку. Тогда они бросились к дереву, как лютые звери! От страха дерево, как в лихорадке, тряслось и трещало. Не будь оно прикреплено верхушкой к потолку, его бы непременно опрокинули.
Дети со своими великолепными игрушками прыгали, шумели и не обращали внимания на ёлку; добрая няня хотела заглянуть между веток, - только затем, чтобы посмотреть, не осталось-ли там ещё забытой маленькой конфетки, ягодки или яблока.
- Дядя! Милый дядя, скажи сказку! - закричали дети хором и потащили маленького, толстенького человечка, и посадили его под самую ёлку.
- Ну вот, мы в зелени - сказал он - и деревцо может извлечь особую пользу из того, что услышит. Я расскажу только одну сказку; которую хотите: про Иведе-Аведе, или про Клумпе-Думпе, которого сбросили с лестницы, а он потом достиг почестей и женился на принцессе?
- Иведе-Аведе! - кричали одни - Нет, Клумпе-Думпе! - перебивали другие; от шуму и крику ёлка могла бы сойти с ума, если бы у неё были уши; она только думала:
- Неужели я останусь в стороне и не приму в этом никакого участия?
Но ею уже не занимались; она доставила то, что от неё было нужно.
И так, человек принялся рассказывать про Клумпе-Думпе, которого хотя и сбросили с лестницы, но он достиг почестей и женился на принцессе. Дети хлопали в ладоши и кричали:
- Рассказывай же, рассказывай!
Ёлка стояла неподвижно и думала:
- Птички в лесу никогда не рассказывали ничего подобного.
- Клумпе-Думпе сбросили с лестницы, а он всё же женился на принцессе! Да, да! Верно, так всегда на свете бывает! - думало дерево, воображая, что всё это правда, когда рассказывал такой милый господин.
- Пожалуй, кто знает? Может, и меня сбросят с лестницы и мне достанется принц! - и дерево простодушно радовалось тому, что завтра опять будет стоять разукрашенное свечами, игрушками, позолоченными орехами и фруктами.
- Теперь я смела! Я не буду дрожать, как в первый раз! - думала ёлка - Я вполне радуюсь своему великолепию... Завтра я услышу от кругленького человека историю про Иведе-Аведе...
И тихая, задумчивая ёлочка простояла всю ночь в ожидании: что будет? Но утром рано в залу пришли лакей с горничной и потащили её из комнаты прочь... по лестнице, на чердак и там поставили в самом тёмном углу, куда не проникал солнечный свет.
- Что это значит? - думала ёлка - Что я буду здесь делать, что услышу?
И она, приставленная к стене, думала, думала... Проходили дни и ночи; никто не являлся, а если кто приходил, то затем только, чтобы поставить в угол какой-нибудь хлам или ящик, и дерево совсем застановили; казалось, о нём совершенно забыли.
- Теперь зима на дворе, - думала ёлка; - земля замёрзла и покрыта снегом, а потому люди не могут меня посадить на землю; поэтому я и должна оставаться до весны на этом месте. Как это хорошо придумано! Как люди добры!... Но зачем они поставили меня в темноту? Здесь ужасно скучно! Сюда не заходит луч солнца, нет даже маленького зайчика, который прыгал через меня, когда я была маленькой, но тогда я не могла переносить этого!... А, ведь, как было мило в лесу, когда снег лежал кругом, а зайчик скакал мимо меня... Брр!... Какое здесь страшное одиночество!
- Пи, пи! - запищала маленькая мышка, и выбежала из норки, а за ней другая. Они обнюхали ёлку и проскользнули меж её веток.
- Фи! Как здесь холодно! - сказали маленькие мышки; - Впрочем, здесь хорошо! Не правда-ли, старая ёлка?
- Что? Старая? Я вовсе не старая! - сказала ёлка - Много есть елей несравненно старше меня.
- Откуда ты? - спрашивали мышки: - Что ты знаешь? (Мышки очень любопытны). Пожалуйста, расскажи нам про самое лучшее место на земле! Была-ли ты в амбаре, где мышки лежат рядом с крупой? Была-ли ты в чулане, где сыр лежит на полках, а на потолке висит ветчина? Там можно прыгать по сальным свечам; взойдёшь туда худым, а выйдешь толстым.
- Нет, не была - сказала ёлка, - Но я знаю лес: там светит солнце и птички поют.
И она рассказала им про свою молодость. Мышки, выслушав рассказ ёлки, признались, что они никогда ничего такого не слыхали.
- Ах, как ты много видела! Как ты была счастлива! - сказали мышки.
- Да, в самом деле, это были весёлые времена для меня! - и ёлка рассказала о Кануне Рождества, когда она была разукрашена свечами и разными лакомствами.
- О! - пропищали маленькие мышки: - Как-же ты была счастлива, старая ёлка!
- Я вовсе не стара! - возразила ёлка; - Меня недавно люди взяли из лесу, и поэтому мой рост остановился.
- Как ты хорошо рассказываешь! - сказали мышки. И в следующую ночь они привели с собой ещё четырёх мышенят, которым тоже хотелось послушать ёлку. Чем больше ёлка рассказывала, тем яснее прояснялось ей прошедшее, и она думала:
- То было счастливое время!... Но оно может прийти опять; Клумпе-Думпе был сброшен с лестницы, а всё-таки женился на принцессе.
При этом ёлка вспомнила о хорошем дубке, что рос там в лесу; он был для неё действительно прекрасным принцем.
- Кто это Клумпе-Думпе? - спросили маленькие мышки. Ёлка рассказала им всю сказку; Она её помнила до последнего слова; а мышки были так довольны, что от радости прыгали до самой верхушки дерева.
В следующую ночь пришло ещё больше мышей, а в Воскресение пришли даже две крысы; но те нашли, что сказка нехороша, это смутило маленьких мышек; и они сами стали менее дорожить сказкой.
- Это очень жалкая сказка! - сказали крысы; - Не знаете-ли вы какой-нибудь были про сальные свечи и сало?... Какой-нибудь буфетной истории?
- Нет, не знаю! - отвечало дерево.
- Так вы знаете только одну эту сказку?
- Только эту, - отвечала ёлка; - Я слышала её в самый счастливый вечер своей жизни; тогда я не понимала, как я была счастлива!
- Ну, так прощайте! - сказали крысы и воротились в подвал к своим.
Маленькие мышки тоже ушли, и ёлка грустно вздохнула при мысли:
- И мышки меня оставили; а ведь как было мило, когда эти проворные зверьки садились вокруг меня и слушали мои рассказы!... Теперь и это минуло!... Ну полно грустить - утешала себя бедная ёлочка: - Теперь стану думать о той минуте, когда меня унесут отсюда.
Была уже весна на дворе, когда одним утром пришли люди и принялись убирать чердак; они отодвинули ящики, вытащили ёлку и бросили её очень небрежно на пол; один из прислуги потащил её по лестнице, куда проникал дневной свет.
- Ну, вот, опять начинается жизнь - подумала ёлка, почуствовав свежий воздух и увидав солнечные лучи. Её вынесли на двор. Всё это произошло так быстро, что деревцо не могло опомниться; кругом было на что посмотреть: двор примыкал к садику; там всё цвело; свежие пахучие розы глядели сквозь маленькую решётку; цвели яблони, и ласточки летали кругом:
Она с нежностью слушала болтовню крестьянских детей, собиравших землянку и чернику. Не раз случалось, что они, набрав полное лукошко земляники и черники, садились у маленькой ёлочки для отдыха и низали ягоды на соломинки.
Раз как-то, кружась около неё, они заметили её:
— Ах, какая хорошенькая, маленькая ёлочка! — вскричали дети. Ёлка чуть не заплакала смолистыми слезами от слова «маленькая»: ей очень хотелось быть большой.
На следующий год деревцо выросло на одно колено; там через год ещё на одно; — по числу колен всегда можно узнать, сколько дереву лет.
— О, Создатель, если-бы я была таким-же большим деревом, как другие! — думала ёлка, вздыхая — Я бы протянула свои ветки далеко кругом себя, а вершиной выглядывала бы на широкий свет. Птицы свивали-бы гнёзда на моих ветках, а от ветра я-бы также важно кивала головой, как те высокие ели!
Так жаловалась ёлка. Её не радовали ни солнечный свет, ни птички, ни розовые облака, которые утром и вечером тянулись по небу.
Настала зима. Кругом, насколько она могла видеть, всё было покрыто сверкающим, белым снегом. Пробегал иногда зайчик и каждый раз, как будто нарочно, перепрыгивал через маленькое деревцо. О, как ей было досадно, что такой трусливый зверёк прыгал через неё! Но прошли две зимы; в третью ёлка стала такая большая, что зайчик должен был обходить её кругом.
— Ах! как-бы поскорее вырасти, — думала ёлка — и сделаться большим деревом; ведь лучше этого ничего нет на свете.
Зимой приезжали дровосеки и срубали некоторые большие деревья. Они приезжали каждый год, а молодая ёлка, которая уже так выросла, что понимала беду, всякий раз содрагалась при виде, как большие, прекрасные деревья с шумом и треском падали на землю; люди обрубали у них ветви, и прямые деревья во всю свою длину лежали обнажёнными, так что их нельзя было узнать. Потом их клали на роспуски и лошади увозили их из лесу. Ранней весной, когда прилетели аисты и ласточки, ёлка их спросила, не знают-ли они куда повезли эти деревья?.. что с ними будет?
Ласточки ничего не знали, но аист задумался на минуту, кивнул головой, захлопал своим длинным носом и отвечал ёлке:
— Да, я знаю. Я встретил много кораблей, когда летел сюда из Египта; на этих кораблях были длинные величественные мачты; судя по запаху, это были сосны.
— Ах, как я желаю быть большой! Я-бы поехала также через море. Расскажите мне пожалуйста, что это такое море и каково оно на вид?
— Слишком долго тебе об этом рассказывать, — сказал аист и полетел прочь.
— Радуйся своей молодости, свежести и росту! — говорили ей солнечные лучи, и ветер поцеловал деревцо; слёзы росы тихо закапали на неё, но она не поняла этого.
Перед праздником Рождества приехали люди и срубили множество молодых ёлок, которые были моложе или одинакового роста с нашей ёлкой; она не знала ни покоя, ни отдыха, а только думала о том, как-бы ей выбраться из лесу. Но на этот раз были срублены самые хорошенькие ёлочки. Веток их не трогали, а осторожно уложили на возы, и увезли из лесу.
- Ах, куда это их увезли? - спрашивала ёлка, - ведь они не больше меня; одна была даже несравненно моложе. И почему у них не обрубили веток?
- Мы знаем куда, мы знаем! Чвирк, чвирк! - зачирикали воробьи - Их увезли в город, их там ожидает такое великолепие, что рассказать трудно. Мы видели через окна: они стояли в тёплых комнатах, увешанные яблоками, пряниками, игрушками, золотыми орехами и сотнями зажжённых свечей!
- Ну, а потом? - спросила ёлка и затрепетала всеми ветками - А потом, что с ними сделали?
- Потом, потом... Мы ничего не видели, но это было отлично!
- Ах, хоть-бы скорее пришло Рождество! Может и меня постигла-бы такая-же блестящая участь - лепетала ёлка - Это было бы лучше, чем ездить по морям. Теперь я такая-же большая и прямая, как те ёлки, что были увезены из лесу в прошлом году. Ах, как-бы я желала быть на возу, и уехать в город: там-бы меня тоже поставили в тёплой комнате во всём блеске и великолепии! А потом?... Потом верно будет ещё лучше - иначе зачем-бы люди стали так украшать меня? А там впереди, наверное, что-нибудь ещё гораздо лучшее! Какое мучение стоять здесь!... Нет конца томлению!.. Сама не знаю, что со мной делается!
- Наслаждайся нами! - сказали ей воздух и солнечный свет - Радуйся своей свежей молодости и свободе!
Но ёлка не радовалась, росла и росла; зиму и лето она стояла зелёная; видевшие её люди восхищались ею, и говорили:
- Прекрасное деревцо! Кому оно достанется на Рождество?
Наконец настало роковое для ёлки Рождество. Её первую срубили. Топор глубоко врезался в самую сердцевину. Со стоном упала ёлка на землю, она в первый раз почувствовала такую страшную боль и бессилие, что она была не в состоянии думать о ожидающим её счастье; ей было грустно расставаться с родиной, с тем местом, где она выросла; она знала, что никогда больше не увидет ни своих товарищей, ни маленьких кустов и цветов, которые росли кругом её, ни даже зайчика, который так весело прыгал через неё, ни маленьких птичек, которые часто садились на её ветках.
Но ёлка опять пришла в себя, когда её привезли вместе с прочими деревьями на большой двор, где она слышала, как человек, увидевший её, сказал:
- Вот ёлочка, так ёлочка! Дивное, превосходное деревцо попалось, нам такое и нужно!
Он схватил её поспешно с возу и внёс в большую, прекрасную залу, по стенам которой висели дорогие картины; около пылающего камина, в больших китайских вазах, возвышались искусственные пальмы; тут были и качающиеся стулья, шёлком обитые диваны, большие столы с множеством игрушек и книжек с картинками, стоющих сотни-сотен талеров - так, по крайней мере, говорили дети.
Ёлку поставили в ящик, наполненный песком, но никто не узнал-бы, что это такое; ящик обили зелёным сукном и поставили на большой пёстрый ковёр. Ёлка трепетала от радости!
- Что-то будет! - думала она.
Между тем люди принялись украшать её. На одни ветки они повесили вырезанные из разноцветной бумаги сеточки с конфетами, а вызолоченные орехи и яблоки как будто выросли на ней. По веткам налепили более сотни красных, белых и голубых свечей. Куклы, чрезвычайно похожие на людей - каких ёлочка никогда не видывала - стояли на ветках. Высоко, на самом верху прикрепили звезду из фольги. Всё это было необыкновенно красиво.
- Сегодня вечером - говорила весёлая хозяйка дома - Засияешь ты, зелёная ёлка! Какая будет радость детям!
- Ах, если-бы уж был вечер! - думало дерево - Поскорей-бы зажгли свечи! Что-то будет!... Не придут-ли деревья из лесу, посмотреть на меня? Воробьи, наверное, прилетят к окнам. Пожалуй, я приросту здесь и буду зиму и лето стоять разукрашенная. Ах! Это было-бы недурно, но у меня порядочно разболелась кора от томления, а эта боль для дерева также мучительна, как для человека головная боль.
Вот наступил вечер: зажгли свечи. Что за великолепие! И ёлка озарила всю залу своим блеском, и с радости так затрепетала своими ветками, что одна свечка упала на ковёр и порядочно опалила его.
- Господи, помилуй и спаси нас! Воды! - кричала няня, но хозяйка хладнокровно затушила огонь.
От страху ёлка не смела и не могла пошевельнуться: она так боялась потерять что-нибудь из украшений. Весь этот блеск ослеплял её.
Но вот двери распорхнулись настежь, и толпа детей ворвалась в залу; казалось, что они опрокинут ёлку. Старшие, важно улыбаясь, шли за ними. Дети сперва остановились перед деревом и онемели от удивления, но это было только на минуту, а потом они зашумели снова, так что в ушах затрещало. Они принялись танцевать вокруг ёлочки, и один подарок за другим срывали с неё.
- Боже мой! Что они делают? - думала ёлка - Что-же ещё будет?
Свечи, между тем, догорели до самых веток, после чего их потушили, и детям дозволено было обобрать ёлочку. Тогда они бросились к дереву, как лютые звери! От страха дерево, как в лихорадке, тряслось и трещало. Не будь оно прикреплено верхушкой к потолку, его бы непременно опрокинули.
Дети со своими великолепными игрушками прыгали, шумели и не обращали внимания на ёлку; добрая няня хотела заглянуть между веток, - только затем, чтобы посмотреть, не осталось-ли там ещё забытой маленькой конфетки, ягодки или яблока.
- Дядя! Милый дядя, скажи сказку! - закричали дети хором и потащили маленького, толстенького человечка, и посадили его под самую ёлку.
- Ну вот, мы в зелени - сказал он - и деревцо может извлечь особую пользу из того, что услышит. Я расскажу только одну сказку; которую хотите: про Иведе-Аведе, или про Клумпе-Думпе, которого сбросили с лестницы, а он потом достиг почестей и женился на принцессе?
- Иведе-Аведе! - кричали одни - Нет, Клумпе-Думпе! - перебивали другие; от шуму и крику ёлка могла бы сойти с ума, если бы у неё были уши; она только думала:
- Неужели я останусь в стороне и не приму в этом никакого участия?
Но ею уже не занимались; она доставила то, что от неё было нужно.
И так, человек принялся рассказывать про Клумпе-Думпе, которого хотя и сбросили с лестницы, но он достиг почестей и женился на принцессе. Дети хлопали в ладоши и кричали:
- Рассказывай же, рассказывай!
Ёлка стояла неподвижно и думала:
- Птички в лесу никогда не рассказывали ничего подобного.
- Клумпе-Думпе сбросили с лестницы, а он всё же женился на принцессе! Да, да! Верно, так всегда на свете бывает! - думало дерево, воображая, что всё это правда, когда рассказывал такой милый господин.
- Пожалуй, кто знает? Может, и меня сбросят с лестницы и мне достанется принц! - и дерево простодушно радовалось тому, что завтра опять будет стоять разукрашенное свечами, игрушками, позолоченными орехами и фруктами.
- Теперь я смела! Я не буду дрожать, как в первый раз! - думала ёлка - Я вполне радуюсь своему великолепию... Завтра я услышу от кругленького человека историю про Иведе-Аведе...
И тихая, задумчивая ёлочка простояла всю ночь в ожидании: что будет? Но утром рано в залу пришли лакей с горничной и потащили её из комнаты прочь... по лестнице, на чердак и там поставили в самом тёмном углу, куда не проникал солнечный свет.
- Что это значит? - думала ёлка - Что я буду здесь делать, что услышу?
И она, приставленная к стене, думала, думала... Проходили дни и ночи; никто не являлся, а если кто приходил, то затем только, чтобы поставить в угол какой-нибудь хлам или ящик, и дерево совсем застановили; казалось, о нём совершенно забыли.
- Теперь зима на дворе, - думала ёлка; - земля замёрзла и покрыта снегом, а потому люди не могут меня посадить на землю; поэтому я и должна оставаться до весны на этом месте. Как это хорошо придумано! Как люди добры!... Но зачем они поставили меня в темноту? Здесь ужасно скучно! Сюда не заходит луч солнца, нет даже маленького зайчика, который прыгал через меня, когда я была маленькой, но тогда я не могла переносить этого!... А, ведь, как было мило в лесу, когда снег лежал кругом, а зайчик скакал мимо меня... Брр!... Какое здесь страшное одиночество!
- Пи, пи! - запищала маленькая мышка, и выбежала из норки, а за ней другая. Они обнюхали ёлку и проскользнули меж её веток.
- Фи! Как здесь холодно! - сказали маленькие мышки; - Впрочем, здесь хорошо! Не правда-ли, старая ёлка?
- Что? Старая? Я вовсе не старая! - сказала ёлка - Много есть елей несравненно старше меня.
- Откуда ты? - спрашивали мышки: - Что ты знаешь? (Мышки очень любопытны). Пожалуйста, расскажи нам про самое лучшее место на земле! Была-ли ты в амбаре, где мышки лежат рядом с крупой? Была-ли ты в чулане, где сыр лежит на полках, а на потолке висит ветчина? Там можно прыгать по сальным свечам; взойдёшь туда худым, а выйдешь толстым.
- Нет, не была - сказала ёлка, - Но я знаю лес: там светит солнце и птички поют.
И она рассказала им про свою молодость. Мышки, выслушав рассказ ёлки, признались, что они никогда ничего такого не слыхали.
- Ах, как ты много видела! Как ты была счастлива! - сказали мышки.
- Да, в самом деле, это были весёлые времена для меня! - и ёлка рассказала о Кануне Рождества, когда она была разукрашена свечами и разными лакомствами.
- О! - пропищали маленькие мышки: - Как-же ты была счастлива, старая ёлка!
- Я вовсе не стара! - возразила ёлка; - Меня недавно люди взяли из лесу, и поэтому мой рост остановился.
- Как ты хорошо рассказываешь! - сказали мышки. И в следующую ночь они привели с собой ещё четырёх мышенят, которым тоже хотелось послушать ёлку. Чем больше ёлка рассказывала, тем яснее прояснялось ей прошедшее, и она думала:
- То было счастливое время!... Но оно может прийти опять; Клумпе-Думпе был сброшен с лестницы, а всё-таки женился на принцессе.
При этом ёлка вспомнила о хорошем дубке, что рос там в лесу; он был для неё действительно прекрасным принцем.
- Кто это Клумпе-Думпе? - спросили маленькие мышки. Ёлка рассказала им всю сказку; Она её помнила до последнего слова; а мышки были так довольны, что от радости прыгали до самой верхушки дерева.
В следующую ночь пришло ещё больше мышей, а в Воскресение пришли даже две крысы; но те нашли, что сказка нехороша, это смутило маленьких мышек; и они сами стали менее дорожить сказкой.
- Это очень жалкая сказка! - сказали крысы; - Не знаете-ли вы какой-нибудь были про сальные свечи и сало?... Какой-нибудь буфетной истории?
- Нет, не знаю! - отвечало дерево.
- Так вы знаете только одну эту сказку?
- Только эту, - отвечала ёлка; - Я слышала её в самый счастливый вечер своей жизни; тогда я не понимала, как я была счастлива!
- Ну, так прощайте! - сказали крысы и воротились в подвал к своим.
Маленькие мышки тоже ушли, и ёлка грустно вздохнула при мысли:
- И мышки меня оставили; а ведь как было мило, когда эти проворные зверьки садились вокруг меня и слушали мои рассказы!... Теперь и это минуло!... Ну полно грустить - утешала себя бедная ёлочка: - Теперь стану думать о той минуте, когда меня унесут отсюда.
Была уже весна на дворе, когда одним утром пришли люди и принялись убирать чердак; они отодвинули ящики, вытащили ёлку и бросили её очень небрежно на пол; один из прислуги потащил её по лестнице, куда проникал дневной свет.
- Ну, вот, опять начинается жизнь - подумала ёлка, почуствовав свежий воздух и увидав солнечные лучи. Её вынесли на двор. Всё это произошло так быстро, что деревцо не могло опомниться; кругом было на что посмотреть: двор примыкал к садику; там всё цвело; свежие пахучие розы глядели сквозь маленькую решётку; цвели яблони, и ласточки летали кругом:
- Квирре-фирре-фить! - раздавалось в воздухе.